(поэты не знакомые большинству читателей)
Рассказы от Поэта Иоханана (Ивана) Потёмкина
ДАРБАН
– Помнишь, когда-то я рассказывал тебе о дарбанах, что спокойно разгуливали по территории моего интерната?
– С одним из них ты, кажется, даже встретился однажды?
– Ну и память же у тебя! Как полтавская дорога, по выражению Маяковского. Каждый оставит след.
– Дело не в памяти, а в том, что ты так живо описал тогда эту встречу.
– Как сейчас помню: иду я в ночную смену, а метрах в пяти остановилось нечто напоминающее то ли собаку, то ли свинью. Подошел ближе и в свете фонаря вижу дарбана, что по-русски называют дикобразом. Кроме имени, ничего не известно мне об этом животном. По общению с собаками знаю, что в таких случаях лучше не двигаться. Застыл на месте и дарбан. Где-то с минуту постояли мы так, глядя друг на друга, а потом, видимо инстиктивно вспомнив, что оно все-таки раньше появилось на свет божий, животное медленно продолжило свой маршрут.
– Помнится, ты собирался выяснить, откуда такое странное имя у него...
– Пока что не удалось, но точно известно, что никакой связи с дурью, что сразу же придет в голову русскоговорящему, нет и в помине. Как, собственно, трудно понять, почему это спокойное животное по-русски ассоциируется с “диким образом”? Разве что из-за длинных игл, напоминающих скорее всего стрелы? Но ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-то из людей пострадал от них. Волк, не говоря уж о львах и тиграх, больше подходит для такого имени.
– Не кажется ли тебе, что с тех пор, как Всевышний разрушил Вавилонскую башню и всеобщую речь разбил на разные языки, люди не только перестали понимать друг друга, но и стали каждый по-своему называть животных. А ведь в Торе сказано, что “когда образовал Бог Всесильный из земли всякого зверя полевого и всякую птицу небесную, привел он к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и как назовет человек какое-либо живое существо, так и имя его”. С этими именами ввел их Ноах в свой ковчег, чтобы уцелели от потопа. И вот после Вавилона животные, по-моему, перестали откликаться на имена, данные предкам их Адамом... Да, но, кажется, я отвлекся. Так что новенького ты хотел рассказать о дарбане ?
– Представляешь, не приходят больше дарбаны, хоть раньше преспокойно прогуливались по футбольному полю. Видели меня, но, занятые своим делом, не обращали никакого внимания. Будь посветлее, я бы сфотографировал их. Даже название снимку придумал – “Ночные футболисты”.
– Но почему дарбаны перестали появляться там, где их наверняка никто никогда не преследовал? Может, переселились в другое место? Или же на выгодных условиях сдались на милость зоопарка, что, кстати, неподалеку?..
– Шутишь, а то, что случилось, наводит на грустные раздумья.
– Но говори же. Не тяни.
– С месяц меня не было в интернате, а когда появился, дети рассказали, что пара дарбанов забрела в подвал строящегося спортзала. Кто-то из строителей закрыл дверь помещения на замок. И, как ни пытались животные вырваться на волю, никто им так и не открыл. Полагаю, что просто боялись дарбанов. Так они навсегда и остались там. Уже как экспонаты для будущих исследователей нашей эпохи.
АНГЕЛ В БЕЛОМ И ДРУГИЕ
– Куда это подевался Миша? – спросил я как-то Бориса, когда мы возвращались после тенниса. – Давненько что-то не видел его...
– Как, ты в самом деле ничего не знаешь, что случилось с ним?
– Ну и привычка же у тебя: вопросом на вопрос. Так что же с ним стряслось?
– Он перенес операцию на сердце. Слава Б-гу, самое страшное уже позади.
Придя домой, я сразу же позвонил своему давнему знакомому. А через каких-то два часа был у него дома.
И я, и другие Мишины знакомые знали его как неугомонного мастера всяческих розыгрышей, подтекстов. Словом, он принадлежал к тому роду людей, про которых говорят, что они слова не скажут в простоте. Собравшись с силами, Миша и в этот раз рассказал мне то, во что, по правде, я и сейчас не совсем верю.
...В ночь перед тем, как ложиться в больницу, он почувствовал себя совсем скверно. Решил не будить жену и перебрался на диван в кабинете. Принял снотворное и, как ему казалось, уснул. И вдруг то ли во сне, то ли наяву слышит какую-то возню у двери. Открыл глаза – и в самом деле: два мужика стараются вытолкать один другого за дверь. Так длилось несколько минут, пока тому, что в белом, удалось пересилить соперника в черном и захлопнуть за ним дверь.
– Ну и тип. Так и норовит повсюду быть первым. Но, как видишь, слабак. Не “качается”, как я со приятели, – вот и получай.
– Но кто ты и как попал сюда?
– Если скажу, что ангел, поверишь? По глазам вижу, что требуешь доказательств.
И спортивного вида мужчина снял с себя незамеченный до сих пор белый рюкзачок, открыл и достал небольшие крылья.
– Хочешь потрогать? Пожалуйста. Только не спрашивай, из какого материала сделаны. Не для того я здесь, чтобы выбалтывать производственные тайны. А ты мне напоминаешь того заскорузлого хасида, который, если и верит, то только ЕМУ. Не приходилось знать ?
Ну так послушай. Не помешает, а, может, и поможет. Так вот, в одной местности, где и раньше были сильные разливы, неожиданно потеплело так, что одновременно вскрылись все речки и речушки и все вокруг начало затапливать. Как всегда в таких случаях, множатся слухи, один из которых сообщал, что это новый всемирный потоп. Кто как мог, понятное дело, начал спасаться. Вспомнили и о хасиде. И хоть потешались над ним, все же решили помочь. Остановилась одна из машин, а хасид – ни в какую. Мол, езжайте, грешники, а я всю жизнь молился, и ОН мне поможет. А вода уже по пояс. Кто-то подогнал моторку. И слушать не хочет. Тот же ответ. Уже у самого рта плещется вода. Откуда ни возьмись – спускается канат из вертолета. Хасид отстранил и его под тем же предлогом. Набежала волна и он, понятное дело, оказался у нас. И сразу же начал качать права. Почему, дескать, такому праведнику, как я, который всю жизнь только то и делал, что молился, ОН отказал в помощи? Где же справедливость?..
– Кто же мог подумать, что ты такой мудак? – раздалось вдруг из горних сфер.
Какой тут смех раздался в нашей ангельской компании!.. Даже мрачные по своей натуре черные ангелы и те еле-еле сдерживались, чтобы не скомпрометировать свое ремесло.
Так вот, как только мне стало известно, что ты начал готовиться туда, куда тебя еще никто и не собирался звать, а в стане моих недругов начали спорить, кому отправиться к тебе, я усадил бывшего хасида за компьютер, чтобы навести кой-какие справки о тебе в нашей небесной канцелярии, и понял, что надо поторапливаться.
– И что же ты выяснил?
– А то, что несколько рановато начал ты собираться к нам. Смотри, вот уже и рукописи сложил. Того и гляди, возьмешься за завещание. Или, как некоторые другие, составишь сценарий похорон... Рановато, братец, ты все это затеял.
– Но почему я должен верить тебе, а не тому, что подсказывает мое сердце? И к тому же, кто может поручиться за благополучный исход операции? Не ты ли?
– Вижу: тебе хочется, чтобы я хотя бы временно да стал страховым агентом. Но поверь пока что на слово, что будет именно так, как я сейчас говорю...
Конечно же, я ждал более надежных доказательств, чем слово даже ангела, если он таковым был на самом деле. И тот, видя мое недоверие, не стал медлить с ответом:
– Представляешь, упомянутый уже хасид нашел, что кой-какие годы в твоей биографии можно не засчитывать в ИМ отведенный срок.
– Интересно, какие же?
– Слушай, мне кажется, что ты недалеко ушел от моего хасида. Ведь дело не в интересе, а в количестве лет, которые полагаются тебе. Но будь по-твоему, хоть можно было бы ограничиться и самим фактом. Так вот: три с лишним года немецкой оккупации – это раз. Три года нищенского существования, когда ты вместо школы вынужден был пасти коз, чтобы прокормить себя и маленького брата – это два... И учти – поиск еще не окончен. Ну, что скажешь теперь о ешиботнике?
– Кроме спасибо, ничего другого. Да, но к какому сроку все это прибавится? – спросил я, позабыв поблагодарить и самого ангела в белом.
– Э, да ты уподобляешься царю Давиду. Помнишь хотя бы вот это: “Объяви мне, Господи, конец мой и меру дней моих – какова она, чтобы знать мне, когда перестану жить?” Но как Давид не услышал ответа, так и ты не рассчитывай на что-то другое. Тем более от меня, чьи полномочия ограничиваются только этим. Так что извини и прощай. А теперь успокойся и усни, чтобы выдержать предстоящую операцию.
Ангел в белом уже закинул за спину рюкзачок и сделал шаг к двери, как вдруг мне пришло в голову то, что можно было бы истолковать не иначе как дерзость. В самом деле: ему приносят судьбоносную весть, а он вместо благодарности требует не только доказательств, но и вот этого:
– А каков я буду после операции?
Но, представь себе, ангел не обиделся и даже не удивился, а как должное тут же и выдал мне, как говорят, навскидку:
– Хочешь коротко или поподробней? Но что я спрашиваю, когда ты уже ждешь не дождешься ответа. И даже знаю какого. Так вот: операция пройдет благополучно. А через месяц-другой ты уже и на девушек будешь посматривать не только как на произведения искусства.
При упоминании девушек глаза ангела вдруг наполнились такой истомой и грустью, что меня так и порывало спросить, в чем дело. Но мысль о своей дальнейшей судьбе пересилила любопытство, и я удержался от вопроса. Ангел, будто не заметив этого, продолжил тему девушек, правда, в неожиданном для меня ракурсе:
– Да, было и у нас, ангелов, времечко, когда спускались мы на грешную землю не только, чтобы выполнить ту или иную ЕГО миссию... Миссия миссией, да кто же устоит перед красотой и непорочностью. А какие богатыри рождались после этого! Если бы, конечно, наследники наши достойно вели себя, может быть, ОН и не обратил бы внимания на наши шалости... Но дело усугубил еще и Азазель. Кстати, мой коллега по амурным делам. Дескать, какое ОН имеет право вмешиваться в нашу личную жизнь? И, как ни в чем не бывало, продолжал заниматься тем, от чего бы и мы не отказались, не бойся ЕГО гнева...
– Так, выходит, что известное выражение “Лех ле Азазель”(«Иди к черту»)...
– Да-да, это о нем. А что с чертом ассоциируется, то так ему и надо. Вместо пахнущей райской амброй девушки получай раз в году козла вонючего... Но я отвлекся от того, что тебя по-настоящему интересует. Так вот, ты вскоре восстановишь свою спортивную форму настолько, что вместе с другими велотуристами будешь преодолевать горные тропы. Без особой опаски будешь подниматься и на доселе неведомые тебе вершины. Более того, отправишься даже туда, куда не отваживались ступать и помоложе тебя...
Ангел продолжал живописать мое будущее, но я уже не слышал его, погружаясь в то, что он уже нарисовал. А когда очередной приступ боли заставил меня открыть глаза, ангела будто и след простыл. Да и был ли он вообще здесь, у меня, спрашиваю я себя и не нахожу точного ответа.
ЙОСИ ИЗ НАЗАРЕТА
Эта история дошла до меня, как говорится, уже из десятых уст. Так что, если вам придется услышать ее в другом варианте, не посетуйте. Ведь даже о только что случившемся разные свидетели рассказывают по-разному. Такова человеческая память. И тут ничего не поделаешь.А произошло вот что.
Одна бывшая ленинградка, а ныне преуспевающий бизнесмен, после долгих лет разлуки с некогда родным городом решила отправиться вместе с мужем и сыном-подростком – коренными израильтянами – в Санкт-Петербург. Оба они говорили по-русски с горем пополам. И вот, когда уже основные музеи были осмотрены, неутомимая мама принялась за памятники. Решила начать, как ей казалось, с самого что ни есть интересного для сына и привела своих мужчин туда, где в студенческие годы сама неоднажды засиживалась допоздна с книжкою в руках, готовясь к очередному экзамену. Так вот, пришли наши израильтяне к намеченному домашним экскурсоводом объекту, а был это памятник легендарному баснописцу, который восседал на высоком пьедестале в окружении своих знаменитых героев.
Никогда не читавший басен Крылова муж-марокканец спросил, за какие такие заслуги директор зоопарка удостоился такой высокой чести. Спросил и, конечно, был не рад, так как вместо ответа получил укоризненный взгляд сына. Темнота, мол, а еще мнит себя интеллигентом да и мораль, случается, читает...
– Мама, расскажи ему, кто такой Крылов. Ты же как-никак у нас филолог, – не без иронии, присущей этому несговорчивому возрасту, проговорил сынок.
Пока жена знакомила мужа с классиком русской литературы, сын не спеша обошел памятник, не без интереса рассматривая то, что папа назвал зоопарком. Потом, видимо, ему надоел этот натурализм, и взгляд его перенесся на аборигенов, как он назвал про себя сидящих на скамейках.
“Люди как люди. Ничего особенного”, – сказал про себя подросток. И вдруг его внимание привлекла одинокая сгорбленная старушка. Может быть, потому, что она почему-то внимательно рассматривала сначала маму с папой, а потом и его самого. Сердце мальчика сжалось от боли, так как ему еще никогда не приходилось видеть такую печаль и безнадежность, разлитых в слезящихся глазах старушки. Он подошел к ней и, с трудом подбирая русские слова, спросил:
– Что с тобой, бабушка?
По акценту, а, может быть, и по другим приметам, старушка поняла, что перед ней иностранец, и раньше, чем отвечать на вопрос, сама спросила:
– Откуда ты, мальчик?
– Из Нацрата, – ответил он, но, вспомнив, что по-русски это звучит несколько по-иному, тут же добавил:
– Из Назарета.
– Из самого Назарета? – c нескрываемым интересом переспросила старушка.
– Из самого Назарета.
– А величать-то тебя как?
– Йоси.
– Как, как? – то ли не расслышав, то ли не доверяя своим ушам, снова переспросила старушка.
И как только Йоси повторил, бабушка бухнулась ему в ноги, обнимая и обливая их слезами:
– Боже ж ты, мой! За что же мне такая награда выпала на старости лет, что Он прислал ко мне своего сыночка?..
Йоси стоял ошарашенный и не знал, что делать. Бабушка продолжала голосить и целовать его ноги и руки. Боясь пошевелиться и инстинктивно чувствуя, что нужно что-то делать, он поглаживал белую-белую, как впервые увиденный здесь снег, голову старушки. Не зная, что там происходит, начали подходить любопытные. Появился и милиционер. И тогда старушка, заливаясь слезами и поднимая к небу высохшие руки, прохрипела:
– Люди добрые, посмотрите – кого нам Господь Бог послал во избавление грехов наших. Самого Исуса Христа. Аж из Назарета! Так помолимся же, братие!..
...Трудно предположить, чем бы закончилась эта невыдуманная история, если бы до смерти напуганная мать не вырвала новоявленного Исуса из мало-помалу приходящей в религиозный экстаз толпы и не увезла его к приятелям. Скорей всего – крестным ходом по Невскому проспекту. Но достоверно известно, что, придя в себя после душевного потрясения, Йоси поклялся никогда больше не приезжать в некогда родной город мамы.
AVE MARIA
– Понимаешь, – начал он, когда мы подошли к тому состоянию, при котором хочется во что бы то ни стало выговориться.
Он – главный инженер крупного предприятия. Я – журналист. Он направлялся в командировку, а я – домой. Ехали мы в вагоне первого класса. Вдвоем. Только лишь поезд тронулся, мой попутчик начал выставлять на столик бутылки и снедь. Я тоже хотел последовать его примеру, но он сказал, что это потом, если понадобится. Как-никак он из дому. Познакомились. И, как водится в таких случаях, закрепили наше знакомство тостом. Потом пошло по известной пословице, подойдя к четвертой рюмке.
– Понимаешь, – продолжал Алексей, пожелавший, чтобы мы перешли на “ты”. – Не люблю я, когда подвыпившие мужики начинают хвастаться своими победами над “бабами”. Всякий раз так и хочется, чтобы хотя бы одна из них послушала да рассказала настоящую правду. То-то было бы смеху. Уверен на все сто. И все-таки хочу поведать тебе одну историю из нашего мужского репертуара, правда, в другом ключе...
Побывал я в прошлом году у себя на родине, что в ваших краях. Без жены и детей. Понятное дело, собралась родня. Сели за стол. Я возле мамы. Налил и ей, старенькой, рюмашечку. Положил закусочки. И не столько пью да закусываю, сколько слушаю маму. И вдруг замечаю на себе такой пристальный-пристальный взгляд Маши – сестры жены моего старшего брата.
Было поздно, когда закончилась трапеза. Я сказал, что должен еще заскочить хотя бы на полчаса к своему сокурснику. И тут Маша (она пришла одна) говорит:
– Вот и хорошо. Заодно и меня проводишь.
– Только не так, как в песне поется: “Де дівчину чую, там і заночую. А де молодичку – то й цілу нічку “, – то ли всерьез, то ли шутя вмешалась сестра.
– Не бойся, я его не изнасилую, – в том же духе ответила Маша.
Где-то через четверть часа мы уже выходили из такси.
– Ты и в самом деле хочешь зайти к приятелю именно сегодня? – спросила Маша, пристально, как и за столом, поглядев мне в глаза.
– Да нет, не обязательно, – пролепетал я, как бы забыв, что завтра до обеда должен уезжать.
– Тогда, может, зайдешь да увидишь наконец, как поживает твоя родственница?..
И мы зашли в довольно просторную квартиру. Пока я рассматривал книжные полки, Маша успела выставить бутылку вина, фужеры и конфеты.
– Ну, за знакомство? – сказала она и пригубила фужер. – Неделю я сама себе хозяйка. Все мои домочадцы разъехались кто куда.
Поговорили о работе, о детях.
– Ну, не боишься остаться переночевать у меня? Я постелила тебе в комнате сына.
Пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись. По привычке я еще немного почитал, погасил свет и принялся считать, чтобы побыстрее уснуть. И тут то ли во сне, то ли наяву вдруг слышу, что кто-то зовет меня. Открыл глаза, прислушался – и в самом деле откуда-то доносится:
– Алеша, мне холодно.
Поднимаюсь. Подхожу к комнате Маши. Дверь полуоткрыта. Стучу.
– Маша, это ты только что говорила или мне приснилось?
– Никак не могу уснуть. Вся дрожу от холода, хоть за окном задуха. Приляг. Может, успокоюсь да и усну.
Маша подвинулась, и я прилег. Какое-то время молчали. А потом сквозь слезы Маша зашептала мне на ухо:
– Ты, наверное, такой же внимательный и ласковый дома. Правда? – и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Как я завидую твоей жене...
– А разве Гриша не такой?
– Не напоминай мне о нем, – и Маша по-настоящему разрыдалась, уткнувшись лицом в мою грудь.
Перед плачущей женщиной я бессилен. Не знаю, что говорить и делать в таких случаях. Приподнялся. Взял голову Маши в свои руки и поцеловал ее в лоб. Она вся прильнула ко мне и, как котенок, начала лизать ухо. Было страшно щекотно. Не припомню уж, как это получилось, но я коснулся кончиком языка ее груди и автоматически стал один сосок сосать, а другой, как младенец, сжимать пальцами. Маша ничего не говорила и лишь, когда, видимо, я, распаляясь, стал не сосать, а кусать, прошептала (точь-в-точь повторив слова моей жены):
– Только не кусай...
Понимаешь сам, что произошло дальше. Маша разошлась так, что я уже почувствовал – вот-вот кончу и тогда пиши пропало. Ведь напарница моя только лишь вошла в раж. Почти ничего не делаю, чтобы хоть как-то продержаться подольше. И тут решаю воспользоваться испытанным средством и прошу ее “поработать” сверху. Перевернулся на спину, а она как заправская наездница уселась на меня и продолжает в том же боевом духе. А я, чтобы поскорее подвести ее к желаемой концовке, интенсивнее сосу сосочки да поглаживаю упругую попку. А в мыслях только одно: именно там, усевшись, как лев, поставить последнюю точку... Это сравнение пришло мне в голову после того, как на обложке какого-то журнала увидел его на львице, которая от удовольствия аж глаза закрыла. И когда после нескольких “ахов” и “охов” в изнеможении Маша свалилась с меня, после короткой паузы я осуществил задуманное. Еще раз слились в поцелуе, и, кажется, уже засыпая, я прошептал:
– Ты не Маша... Ты Ave Maria…
Я привык просыпаться с первыми голосами птиц. Но на сей раз меня разбудил небесный голос Робертино Лоретти. Квартиру заполнила божественная мелодия “AVE MARIA”.
Открываю глаза и ощущаю на губах поцелуй склонившейся надо мной Маши.
– Так что ты там говорил насчет Марии? – спросила Маша, когда мы сели завтракать.
– Послушай, как после двух родов и стольких лет супружеской жизни ты сумела сохранить такую просто девичью грудь? Будто и впрямь непорочное зачатие...
– Поверь, не от хорошей жизни. Ты сам видел, как я истосковалась по мужскому телу. Но об этом не стоит сейчас говорить.
Молча доели завтрак. Поцеловались на прощанье, и в утренних сумерках я оставил Машу-Марию. Хотелось побыть одному, и я побрел еще влажными от росы улицами. А в голове всплывали последние, сказанные не столько с горечью, сколько с какой-то щемящей безнадежностью слова Маши о своей женской доле. Ощущая свое бессилие чем-то помочь еще совсем молодой женщине, я проклинал в душе и Гришу, и тех мужей, которые только то и знают, что взять свое, а как там ей – им и невдомек. И не потому, что они немощны. Нет. А просто потому, что не видят совокупление как Б-ом данный дар. Дар, сравнимый разве что с самой жизнью. Наши братья меньшие свой первобытный инстинкт начинают с любовных игр, танцев, пения и шаг за шагом, не спеша подводят друг друга, сказать бы, к естественной точке кипения. Осмелюсь предположить, что в кончиках наших пальцев сексуальной энергии не меньше, чем в хваленом-расхваленом ”конце”. Но об этом лучше спросить у женщин.
Ну да ладно. Можно бы много говорить, да завтра вставать ни свет ни заря. А так хотелось бы послушать и тебя. И поэтому обещай вскорости заглянуть ко мне или встретиться на нейтральной территории. Как хочешь.
...На следующее утро мы расстались, будто давние знакомые, а не просто случайные попутчики..
ИГРА В ПРЯТКИ
– Что скажешь? – cпросил я Алексея, протягивая старое фото, когда почти через год мы наконец-то встретились снова на нейтральной территории.
– А что тут скажешь? Юная и хорошенькая. Твоя в девичестве?
– Нет. Но прочти, что написано на обратной стороне. Да не стесняйся. Нет там никакой тайны.
– “Любимому другу Косте от Вики. Помни о нашей дружбе и не забывай меня. 17 февраля 1957 года”. Ну и что тут такого?
– В том-то и дело, что не все так просто, как тебе кажется.
– Только не томи. Рассказывай. Но прежде давай примем по капочке.
Как и в прошлый раз в поезде, мы уже “приняли на грудь”, а эта доза предзназначалась для того, чтобы получше погрузиться в прошлое.
– Ты, конечно же, знаешь не меньше меня всяческих историй о первой и к тому же неразделенной любви. Сколько ненависти подчас скрывается за ней.
– И что из этого следует?
– А то, что я считаю истории эти несколько преувеличенными, а главное – односторонними. И постараюсь доказать это. Если не возражаешь.
Начну с того, что фотографию эту я получил лишь месяц назад. Именно так – через тридцать с лишним лет. Да и то, когда попросту объяснился ей, уже бабушке, какие чувства обуревали меня в далекую пору отрочества. Воспроизвел ей все, а в особенности эпизод игры в прятки, когда я в качестве ”ведущего” нашел ее лежащей за копной сена. Как наклонился, не зная зачем, и как не мог оторваться от ее поначалу испуганных серо-пепелистых глаз с длиннющими ресницами да еще приводивших меня в трепет ямочек на щеках, когда она улыбнулась. Сколько длилась та немая сцена – не помню. Как из другого мира, долетали до меня голоса игравших. Видимо, почувствовав что-то неладное в моем поведении, она прошептала:
– Не надо...
И тут только я опомнился. А она сорвалась и что есть мочи побежала к дереву, где, как и все остальные, прокричала:
– Тратата за себя.
...Я полюбил Вику с той минуты, как впервые увидел ее, худенькую-худенькую девочку с большущими глазами и ямочками. Мы были в одной группе детского дома. Вика обращала на меня внимание только тогда, когда дело касалось учебы. Была она способной, но несколько безалаберной и чаще всего “выезжала” на уроках за счет своей улыбки, обезоруживающей даже учителей. А на контрольных Вика садилась рядом со мной и списывала с черновика, на котором я решал за нее задачи по арифметике или алгебре. Как я надеялся, что после уроков она пойдет вместе со мной. Нет, у нее были другие ребята, которым она симпатизировала и с которыми хотела быть рядом. Что творилось в душе моей в такие минуты... Но стоило Вике обратиться за помощью, как ничего этого будто и не было. На уроках русской литературы героини Пушкина, Лермонтова и Льва Толстого почему-то ассоциировались у меня только с Викой. А панночка – воеводина дочка из “Тараса Бульбы” будто была списана с нее. Не раз ловил я себя на мысли, что сделал бы то же, что и Андрей. То есть пошел бы за своей любимой на край света. Даже в стан врага. И это, представь себе, после войны, когда патриотизмом было пронизано все наше воспитание.
Словом, отрочество мое в те неимоверно тяжелые годы протекало под созвездием Вики. Ради ее хотя бы ничтожного внимания я изо всех сил стремился быть первым во всем. Декламировал стихи, научился играть в шахматы и шашки. На одном коньке, да и то самодельном, спускался с горы и, зацепившись за кочку, пролетал в воздухе несколько метров и плюхался на землю, оцарапав лицо и руки. Не зная, какое дно, прыгал в воду и однажды еле-еле выкарабкался на поверхность... Не только из-за большого количества работы в поле и на заготовке торфа на зиму, но также и из-за Вики не любил я и летние школьные каникулы. Для нее я был никто в это время по сравнению с другими ребятами, более сильными и, наверное, более интересными, чем я. Сколько раз видел, как она страдала от того, что те не обращают на нее никакого внимания, но как страдаю я – ей было невдомек...
Когда на повозке увозили меня навсегда из детского дома, среди многих прощальных взмахов я не увидел ее руки. И все же, вопреки всему, еще на что-то надеялся, чего-то ожидал от Вики. Разыскал ее адрес, писал ей и что-то получал в ответ. Но вот на последнем курса техникума, перед Новым годом, вдруг получаю от Вики приглашение. Кое-как объяснил девушке, которая, по-видимому, любила меня, что надо ехать. Загодя купил билет в Киев, но проспал свой рейс и вынужден был отдавать на букетик цветов то, что предназначалось на обратную дорогу. Поскорей бы увидеть ее, объяснить все и что-то решить в конце концов – только об этом и думал.
Столько лет прошло с той поры, а я, как сейчас, вижу их – Вику и Олю, ее двою-родную сестру, открывших мне дверь. Фотография, кстати, сделана именно в это время. Разгоряченных после ванной, с длинными, тугими и еще влажными косами по пояс.
Где-то в половине одиннадцатого вечера раздался громкий стук в дверь, и девушки побежали встречать гостей. Вскоре из передней до моего уха донеслись смех и поцелуи.
– Познакомься, – сказала Вика, когда вместе с двумя рослыми парнями вошла в комнату. – Это мой друг детства Костя. Без пяти минут учитель. Это Витя, а это Федя – мой жених.
Вот так просто все и прояснилось в ту новогоднюю ночь. Как ни прискорбно было мне услышать это, все же собрался с силами и пожелал им счастья. В армии узнал, что Вика стала матерью. А я еще долго оставался холостяком, но теперь уже не только из-за желания получить высшее образование. А еще и чтоб показать Вике, как она ошиблась, так поспешно “выскочив” замуж, вместо того, чтобы учиться. Хотелось встретиться с ней, но уже вместе со своей женой. И вот в первый же Новый год в университете, когда мы курсом собирались на вечеринку, вдруг появляется муж Вики и... приглашает в гости. Снова я бросаю компанию и спешу к ней. А она уже ждет второго ребенка. Муж быстро “закосел” и захрапел прямо за столом.
– Потанцуем? – спрашивает Вика.
Впервые в жизни я держу ее за руку, положив вторую руку на плечо. Касаюсь волос и пьянею от счастья. Вот-вот не удержусь и поцелую ее. Но не решаюсь.
А потом я нашел свою судьбу. Полюбил ее и ощутил наконец-то, что значит быть любимым. И теперь, когда в памяти всплывала Вика, я твердил себе, что встречусь с ней уже став отцом. Чтобы доказать ей, гордячке, что и мы не лыком шиты. А когда через много лет встретились и я рассказал обо всем, что пережил, то услышал в ответ:
– А я и не догадывалась. Может быть, все бы сложилось по-другому.
Я слушал Вику, а в памяти всплывали строчки из Мицкевича, которые я неодно-кратно повторял на протяжении стольких лет:
…I znowu sobie zadaje pytanie:
Czy to jest przyjazn, czy to jest kochanie?*
– – ----------------------------------------------
*...И вновь я спрашиваю себя:
Дружба это или любовь?
– Как бы там ни было, я рада, что ты был и остаешься самым верным и надежным моим другом, – сказала Вика и, вынув из сумочки фото, продолжала: – Столько лет собиралась отдать тебе, чтобы помнил меня только такой, да все как-то не получалось. Прости, что я принесла тебе столько страданий.
– Меньше всего мне бы хотелось сейчас, чтобы ты корила себя.
Я обнял ее, все еще красивую и близкую мне, и поцеловал в лоб. В первый и последний раз в жизни.
– Ну, что ты скажешь на это? – спросил я Алешу.
Вместо ответа приятель мой наполнил рюмки, и мы молча выпили. Каждый за свое.
По велению «сухого закона»
«Ты помнишь?» - «Конечно».- «Ты видел?».- «Как будто».
«Споем?» - «Да».- «Гитару подстрой».
«Закончен поход без единого трупа».
Дмитрий Демешко
Раз в жизни мне привелось быть командором. Вообще-то я больше люблю принимать участие в походах как рядовой: принести с собой то, что выпадет на мою долю.
А стал я командором потому, что услышал от кого-то рассказ о малоизвестной речке Пре, где, как оказалось, учился ремеслу житель этих мест Сергей Есенин и якобы находилась дача Константина Паустовского. Никто из моих товарищей не бывал в тех краях и решили попробовать.
Как я ни отнекивался, сошлись на том, что командором быть мне. А это означало разработать маршрут похода, сделать заготовки продовольствия, заказать билеты на поезд и в дальнейшем на автобусы…
Поначалу казалось, что все идет по плану. Как издавна повелось, только тронулся состав, выпили за успех мероприятия. Наличие спиртного я не ограничивал и…напрасно. Когда после второй зашел об этом разговор, Вовчик говорит: «А я вообще не пью». Было бы глумлением услышать такое от любого из нас, тем более от того, в чьей квартире находился самогонный аппарат и куда мы сходились по первому звонку, чтобы отметить кончину кого-то из вождей партии.
В стране свирепствовал тогда «сухой закон» и со спиртным было туго. Посчитали наличие бутылок и решили не прикасаться до первой стоянки. Да и некогда было за пересадками из поезда в московское метро и погрузками в автобус.
Но вот мы на месте, в Спас-Клепиках. Иду в редакцию районной газеты и вопреки недавним заверениям редактора, что все в порядке слышу: «В некоторых местах речка пересохла и на сплав нужно брать разрешение лесхоза». Тогда еще журналистское удостоверение действовало и вот в час заката располагаемся на ночлег. А рядом под раскидистой вербой местная молодежь все больше и больше возбуждалась в споре. Дело дошло до того, что один из них возьми да и хрясни гитарой о ствол. Этим, к нашему счастью, и закончилось. Когда под непрекращаемый гул комаров палатку все же поставили, Саша Гойхман (кстати профессор химии) предложил принять на грудь за спасение.
Утром, как и было обещано лесхозу, волоком втащили мы байдарки и, время от времени, отталкивая коряги, вышли на чистую воду. Так плыли до указанного редактором газеты места, где должны были встретить мою жену с сыном. Дело в том, что во время нашей отправки из Киева он с оркестром Дома пионеров был в Польше на встрече с Михаилом Горбачевым. Я полагал, что жена привезет с собой несколько бутылок спиртного. Этому не суждено было свершиться и дальнейший путь прошел сказать бы по закону..
Ничего необычного не произошло в пути, если не считать, что, как мы узнали, что дача Паустовского (а в действительности просто сеновал) была давно уже сожжена, да то, что разжиться у местного населения съестными припасами не удавалось. Странно было видеть заросшие лебедой вместо картофеля приусадебные участки и взирающих на это, как на само собой разумеющееся их хозяев в будний день лузгать семечки сидя на солнцепеке… А в сельском магазине, кроме рыбных котлет и капусты, засоленной наверняка еще с царских времен, ничего не было.
И это на фоне берегов: холмистого правого с ветвистыми дубами и вербами, густыми кустами шиповника, ветви которого ниспадали в воду, так что нам не стоило никакого труда их срывать, и пологого левого с морем разноцветья, медоносный запах которого доходил и до наших ноздрей. Так и выныривали из памяти душистые строчки Поэта: «Ой, вы луга и дубравы, я одурманен весной». Но так было и в разгар лета, когда мы сплавлялись.
Из всего, что надолго запомнилось, было посещение природного заповедника. Никому не удавалось поднять громадных размеров буйвола. Вовчик попросил всех нас отойти на солидное расстояние, а сам приблизился к непокорному животному. Каково же было наше удивление, когда буйвол поднялся и вдобавок пустил такую струю, которая могла стать одним из притоков Пры. «Чем ты его взял?»- спрашивали мы новоявленного дрессировщика. «Я ему сказал, что, если сейчас же не поднимется, ударю по яйцам».
Последним из приключений на Пре был поиск засоленной на ночь рыбы. Каждую из них мы пометили прутиками. Но наутро ни одного не оказалось: играя, дети их попросту снесли. Пока мы без ожидания успеха искали клад, одну из байдарок с подсолнечным маслом унесло и пришлось спешно догонять ее. Догнать догнали, но масло пролилось. К разряду курьезов можно отнести и то, что мой младший сын выиграл в «крестики-нолики» у известного не только в нашей команде преферансиста Пили. А спор шел на дыню, от которой под смех и остроты мастеру пришлось отказаться как проигравшему.
Из Пры только мы выбрались в Оку, как были накрыты пеленой ливня с непроницаемым туманом. Хорошо что в это время не проходило судно. Но вот все ближе и ближе был конечный путь нашего похода – город Касимов. Как давних знакомых встречали нас спортивные работники, отвезли в гостиницу. Каждому по комнате, ванна с горячей водой, душевые,- все понукало достойно отметить такой финал. А в наличии – ни грамма спиртного. Не полагаясь на меня, Саша Гойхман вызвался пойти в ресторан и договориться хотя бы об одной бутылке. Но вскорости явился с пустыми руками. «Сухой закон». И никакие деньги не влияют на продавцов. Решили поискать в городе. То же самое. Хоть тут и там лежат пьяные в стельку с недопитым зельем.
Так вот в сухую и закончился поход, где я в первый и последний раз был командором.
Прочесть его рассказы можно на его страничке в фейсбуке а также здесь
Комментариев нет:
Отправить комментарий