Прикоснись к камням
Кто бы мог подумать, сколько исторических памятников скрывается за нехожеными тропами! Сколько традиций, армянских, а не заимствованных у кавказских татар, курдов или езидов, соблюдается в глухих деревнях, где нога иноверца не ступала! А сколько утеряно и стерто следов армянского пребывания там, где был не угоден армянский элемент, когда Нагорно-Карабахская Республика, как автономная область, была отдана Азербайджану. Какая энергетика у этой земли, у каждого камня, которые готовы рассказать тебе то, что они видели, — только прикоснись к ним!
Историк Дмитрий Суворов в своей книге о пограничных конфликтах «Неизвестная гражданская война на Южном Урале» в одной из глав рассказывает, как в 1919-21 годах уничтожался суверенитет Армении и как был «вырван» Карабах. В 1919–1921 годах 11-я армия вторглась в независимые тогда Азербайджан, Армению и Грузию, ликвидировав их суверенитеты. Предлог был простой — присутствие там отступивших из России белогвардейцев. Хотя в Армении их не было — ведь Армения не имеет общей с Россией границы. Для того чтобы придать делу «законный вид и толк», во всех трех государствах были организованы коммунистические путчи — чтоб было кому оказывать «интернациональную помощь». В Армении коммунистический путч провалился. «И большевики сделали «ход конем» — привлекли к акции по ликвидации армянской самостоятельности своего союзника — лидера турецких националистов Кемаля Ататюрка, — пишет Дмитрий Суворов. — Турецкий генерал К. Карабекир нанес удар в тыл Армении, истребив при этом более полумиллиона армян, что сразу поставило Армению на грань катастрофы. И… дало возможность 11-й армии вступить на армянскую землю в качестве «освободителя». В награду за содействие в пользу Турции были отторгнуты от Армении Карсский, Сурмалинский, Ванандский и Араратский районы. А в пользу Азербайджана — Нахичевань и Нагорный Карабах: вот когда были заложены зерна нынешней трагедии».
Бердзор
Первая наша остановка в Арцахе – Бердзор (бывший город Лачин). Город был образован на месте старого армянского поселения, о чем свидетельствуют следы армянской культуры, которые так тщетно пытались стереть кавказские татары. В 80-х годах прошлого столетия писатель Серо Ханзадян обнаружил надпись на стене дома: «Мелик Авр…РЖА…» (далее надпись стерта), а на небольшом хачкаре, служившем скамейкой, было написано «Хзаврн Мхитар… 861…». Армянское население постепенно было вытеснено из Берздора, территория заселена курдами и кавказскими татарами. А с 1923 по 1930 год Бердзор был центром Красного Курдистана. В 1989 году Лачин был превращен в главный опорный военный пункт, изолирующий Арцах от Армении, но в 1992 году повстанческими силами был освобожден, армяне вернулись на утраченные земли. Сейчас в Бердзоре проживает 4500 человек, а недавно заселились 25 семей беженцев из Сирии.
Мы направляемся к Мемориалу воинам, погибшим 1992-1993 годах при освобождении Бердзора. Что интересно, это был некогда мусульманский мемориал, который в архитектурном плане похож на месяц и меч. Армяне сохранили памятник, но теперь он рассказывает еще и об армянских героях.
Нас сопровождает искусствовед Арусяк Галстян с 7-летним сыном Овакимом из Бердзора. Женщина рассказывает о кровавых страницах этого мятежного края, а мальчишка, в котором детская, безмятежная жизнерадостность перемешивается с мудростью предков, читает фамилии, затем, подчиняясь воле сердца, склоняется над белыми и красными гвоздиками и целует их. Уходя, он посыпает цветы снегом – чтобы дольше сохранились.
Шуши
Остановились мы в небольшой гостинице в Шуши под аналогичным названием «Шуши». Напротив белоснежный собор Сурб Аменапркич Казанчецоц, величественно возвышающийся над руинами, — символ жизни и всепобеждающей веры.
Говорящие и молящиеся скелеты домов, белый храм, голубое небо, в котором полощется белье на веревках в каждом дворе, и яркие в своем разноцветье детишки, бегущие в школу, – не это ли надежда на то, что у города есть будущее, не менее светлое, чем было.
С крепости открывается хороший обзор окрестностей, в том числе и Степанакерта. Этот город во время Карабахской войны был важной «высотой», взятие которой показало исход войны. Еще задолго до освобождения Шуши 8-9 мая армянам много чего пришлось пережить от радикально настроенных азербайджанцев. Вот всего лишь одна из иллюстраций, когда войска азербайджанских националистов 23 марта 1920 года заняли город Шуши. Тогда за три дня и три ночи они вырезали свыше двадцати тысяч армян из 35 тысяч проживающих, сожгли 7000 армянских домов, уничтожили церкви, кладбища, учебные заведения.
В эти же дни в Шуши оказался поэт Осип Мандельштам вместе с женой. Надежда Мандельштам тогда написала: «На рассвете мы выехали автобусом из Гянджи в Шуши. Город начинался с бесконечного кладбища, потом крохотная базарная площадь, куда спускаются улицы разоренного города. …в этом городе, когда-то, очевидно, богатом и благоустроенном, картина катастрофы и резни была до ужаса наглядной. Мы прошлись по улицам и всюду одно и то же: два ряда домов без крыш, без окон, без дверей. Говорят, после резни все колодцы были забиты трупами. …внизу — на базарной площади — копошилась кучка народу, но среди них ни одного армянина, только мусульмане. У Осипа Мандельштама создалось впечатление, будто мусульмане на базаре — это остатки тех убийц, которые с десяток лет назад разгромили город, только впрок им это не пошло: восточная нищета, чудовищные отрепья, гнойные болячки на лицах. Люди на базаре предлагали нам переночевать у них, но я боялась восточных болячек, а Мандельштам не мог отделаться от мысли, что перед ним погромщики и убийцы».
Переживания поэта отразились в стихотворении «Фаэтонщик»:
«…Так в Нагорном Карабахе,
В хищном городе Шуше,
Я изведал эти страхи,
Соприродные душе.
Сорок тысяч мертвых окон
Там видны со всех сторон,
И труда бездушный кокон
На горах похоронен.
И бесстыдно розовеют
Обнаженные дома,
А над ними неба мреет
Темно-синяя чума».
Кстати, во многих интернетовских источниках, в том числе и «Классика.ру», на которых есть стихотворение Осипа Мандельштама «Фаэтонщик», строчка «В хищном городе Шуше» отсутствует, нарушая стихотворную форму… Видимо, кто-то хорошо «подчищает» интернетовские публикации стихотворения.
В 1927 году писатель Мариэтта Шагинян писала: «Но пройдут годы, а может быть, и десятилетия, и в Шуши станут ездить туристы — уже не ради ее красоты и климата, а ради исторического урока, разыгравшегося в ней как бы в поучение всему Закавказью, урока, подобного тому, что мы видели в Помпее и Геркулануме. Только там действующим лицом была слепая стихия природы, а здесь слепая стихия зверя, разбуженная в человеческой массе при помощи человеческого слова. Я увидела остов Шуши. Здесь в течение трех дней в марте 1920 года было разрушено и сожжено 7000 домов и вырезано — цифры называют разные… Одни говорят — три-четыре тысячи армян, другие — свыше двенадцати тысяч. Факт тот, что из тридцати пяти тысяч армян не осталось в Шуше ни одного. Кой-где в канавах еще можно увидеть пучки женских волос с запекшейся на них черной кровью. Человеку с воображением здесь трудно дышать: идешь, идешь, идешь сплошным рядом обугленных стен, точнее — кусков стен, торопишься идти и боишься никогда не выйти».
Порой у меня возникает желание переехать в Шуши…
Странное желание, скажете вы, тем более у русской девушки. Но что-то есть такое в этом городе, что притягивает. Это можно назвать какой-то недосказанностью – чтобы понять и прочувствовать этот город, в нем нужно пожить. Это город живых! И это главное! А еще так важна человечность! Шушинцы, несмотря на болезненные воспоминания, сохранили не только мечети, но и тюркское кладбище.
Историк Грачик Арутюнян в книге «Шуши. Нововыявленные исторические надписи.» собрал огромное количество надгробных надписей, как с армянских, так и с русских кладбищ, которые показывают крепкую связь и взаимопомощь двух народов.
«Верный долгу и Отечеству хранимый рокотъ въ битвахъ за Араксомъ и Евфратомъ под знаменами великого изъ вождей графа Паскевича Эриванского и самостоятельной мужественной защите» — это надпись с надгробия полковника Федора Семенова, сына Ищенкова – бывшего шушинского коменданта. Семенов умер 17 августа 1852 года на 54 году жизни и на 37-ом его службы.
А сколько русских могил сохранено по дороге к ущелью Кизиловых деревьев (Хюнот): «Здесь покоится прах штаб-лекаря колледжского асессора Василия Ивановича Карасевского скончавшегося в 1836 г. 22 декабря от воспаления», «Здесь покоится прах дочери титулярного советника Леонтия Смоленскаго и жены его Елизаветы Гавриловой».
Мы гуляем по окрестностям Шуши, рассматриваем дома, пытаясь по следам былой роскоши, угадать уклад жизни. Кажется, что в камнях мощеных улиц до сих пор звучит мелодия конских копыт. Дом, украшенный резными деталями, привлекает особое внимание.
Ворота открыты. Любопытствуя, заглядываем, пытаемся рассмотреть, как обустроен двор. Но навстречу нам идет хозяин – азатамартик (воин, борец за свободу) Григор.
Жилистый, смуглый мужчина улыбается открытой улыбкой ребенка. Он разрешает осмотреть приглянувшийся нам дом. А мне интересна его судьба. Он на чистом русском рассказывает, что служил в армии на Урале, потом воевал за Карабах. В 1992 году после освобождения Шуши он, потеряв свой дом, заселился в этот дом, где некогда проживала семья азербайджанцев. У него большая семья – жена и четверо детей, пять лет назад в автокатастрофе он потерял пятого ребенка. Старший сын занят по хозяйству – что-то мастерит, дочь, как все армянские хозяйки, тут же нам предлагает кофе, а младшие мальчик и девочка с любопытством рассматривают нас. Семья живет очень бедно на пенсию главы семьи. Григор – инвалид войны. Зарабатывает, где придется и как придется. На прощание он выносит нам целое блюдо орехов – лесных и грецких. Мы стесняемся брать, зная его положение, но он в своем порыве настойчив, что мы просто набиваем карманы орехами и покидаем его захудалый в своей бедности, но такой теплый в своей душевности дом.
Дома в Шуши украшены кованными решетками, которые местные жители называют «панджарой» (а на грузинском «панджара» — окно). Красивые витые решетки.
Не залюбоваться ими невозможно. У нас с Арамом случился приступ «панджаромании». Мы ходили от окна к окну и подолгу завороженно стояли. Тогда я озвучила крамольную мысль: «Ох, как бы я хотела иметь такую решетку!» Ребята посмеялись, мол, куда ты ее будешь ставить. Тигран подкинул идею: нарисовать на фанере окно с занавесками, соединить с панджарой, и получится окно, которое можно повесить в любой квартире.
Панджара
Тогда я не знала, что моей неожиданно родившейся мечте суждено сбыться. Только на обратном пути, когда я взгрустнула, вспоминая решетки, а водитель Артак, который за три дня стал моим «хнами» (то есть сватом, так как у него два сына, а меня две дочери) и которого я чаще называла «зоканч», то есть «теща», так как забывала слово «хнами», уловил в зеркале заднего обзора мое опечаленное лицо и тут же съязвил на армянском, мол, о панжаре грустишь. Я запустила в него подушкой, а он резко затормозил и попросил меня выйти из машины. Совершенно не подозревая, что меня ожидает, вышла. Артак распахнул заднюю дверь машины – а там, обернутые в тряпочку, стояли две прекрасные… панджары, которые ребята нашли на огородах в Шуши, и местные жители их просто подарили нам.
Радости не было предела… Теперь нам осталось построить дом…
В первый же вечер нашего пребывания в Карабахе Вера (еще одна русская из России в нашей команде) заболела животом и слегла. Пока мы ожидали врача из шушинской больницы, Вера размышляла, почему такое случилось. Потом посмотрела на меня так светло и наивно и спросила: «Лена, может, у меня ереванская лихорадка?» Объясняю ей, что это болезнь старых наций, когда не было смешений крови, присуща армянам и евреям. Но потом вспоминаю своих русских друзей, которые, приехав однажды в Армению, решили остаться в ней навсегда, и думаю, что это тоже какая-то болезнь, может, армянская лихорадка, которой больше всего подвержены русские.
Наконец-то, прибыли врачи. Две Светланы привнесли в комнату свет и запах лекарств. Поставили нашей пострадавшей капельницу. Первый вопрос, который я им задала: «Вам удобно говорить на русском», на что они среагировали удивлением. Старшая Светлана сказала: «Да ты что, дочка, русский язык нам как родной. Именно русский язык нам помог не раствориться среди мусульман в Азербайджане, все-таки и русские, и армяне – христиане, мы ближе друг другу».
Пока лекарство перетекало в кровь Веры, женщины поделились своими историями: обе беженки из Азербайджана, прошли очень тяжелый путь. Светлана Погосян – дочь заместителя начальника промышленности в Азербайджанской ССР, ее отец на своем посту «пережил» 8 министров. Жили они в Баку на улице Монтина до ноября 1988 года. Февраль 88-го, когда в Сумгаите произошла резня армянского населения (через несколько дней Политбюро ЦК КПСС в Москве официально признало, что массовые погромы и убийства в этом городе осуществлялись по национальному признаку), стал первой трещиной в деле развала Советского Союза. Светлана вспоминает, что после погромов в Сумгаите стало сложно ходить на работу, армян предупреждали об опасности, кого-то просто уволили с работы, хотя до резни в Баку оставалось еще два года. Их семья решила покинуть Азербайджан. В Армении тоже пришлось не сладко. Конфликт с Азербайджаном, угрожающий перерасти в войну, землетрясение… Семья Погосянов много лет жила в больнице в городе Севан, где работала Светлана (за этот период они пережили смерть главы семьи), пока мэр города Шуши Нелли Завеновна Восканян не выделила им квартиру. С тех пор Светлана трудится на благо Шуши.
Обе Светланы рассказывают, что в их роду есть смешанные с русскими браки и как они скучают по своим родственникам, с которыми не виделись уже лет двадцать…
Капельница закончилась. Вера порозовела. На часах уже было два часа ночи. В этот момент у Светланы зазвонил телефон: срочный вызов – у какой-то девушки начались роды. Жизнь продолжается… Даже несмотря на то, что зачастую в городке, в заброшенных местах, устрашающе воют шакалы…
Часть 2
На следующий день у нас была назначена объемная и интересная программа. Наш предводитель Тигран разработал интересный план. Утром он встретил нас с книгой в руках – «Шаген Мкртчян. Историко-архитектурные памятники Нагорного Карабаха». Арцах богат на исторические памятники, о которых знают только специалисты, объехать его за три дня просто невозможно, поэтому, по предложению Тиграну, мы решили посетить всего лишь несколько мест в Гадрутском районе.
Деревня Тох
Деревня Тох встречает нас милым весенним солнцем и зацветающими деревьями. Старики, «куч тгек», как я пошутила, то есть «куча ребят», разложив на скамейке нарды, бурно обсуждают очередной ход, хотя играют лишь двое, перемешивая эту тему с другими – политика, огороды, прошлый урожай, местные новости…
У белого магазина-вагончика сидит одинокая старуха, греясь на солнышке. На ее лице такое умиротворение, а в морщинах – тяжелая судьба. Об этом нам баба Люся расскажет, когда мы будем возвращаться, осмотрев весь Тох.
Тох… Шаген Мкртчян в своей книге рассказывает, что в письменных источниках это слово засвидетельствовано со временен борьбы армянского народа с арабскими завоевателями. В деревне до сих пор сохранились многочисленные хачкары и надгробия, церкви и старые крепости, замки, пещеры и княжеский дворец меликства Дизака.
Название поселения связано с проходящей по этой местности сейсмической зоной, вследствие чего землетрясения здесь были частыми явлениями («дох», «тох» в переводе с армянского означает «дрожь».
Точная дата основания села не ясна. Рукопись вардапета (архимандрит) Аракела содержит важные сведения о Тохе: «Город-крепость (Тох) в древности, согласно переписи персидского царя, состоял из тысячи пятисот домов. Жители все были довольно богаты, располагали многочисленными драгоценностями, занимались торговлей. Они разъезжали по различным странам, городам и деревням и, находясь там, прибыльно торговали. Дома и покои их были украшены драгоценными сокровищами. Действовал здесь даже ипподром, где проводились учения войск и скачки. Число мастерских кирпича достигало тысячи… А равнина была плодородной, покрытая садами и насаждениями. Здесь можно было отведать вкусные безвредные вина и сладкие плоды, а также купить благородный шел…»
В период наивысшего расцвета в 18 веке в частности при мелике (князе) Егане и его храбром сыне Есаи поселение состояло из 1500 домов и 10 000 жителей, в меликской резиденции совершались литургии и пелись псалмы одновременно в четырех церквах и одном монастыре.
Во время правления мелика Есаи княжество находилось в состоянии войны с персидском шахом. Несмотря на численное превосходство все попытки персов захватить крепость были тщетны. Историк Рафи в книге «Меликства Хамсы» пишет: «Тот, кто видел Тох, понимает, что многочисленность вражеского войска не могла испугать мелика Есаи, так как могущественному противнику вместе с его храбрыми воинами противостояло и неприступное расположение крепости».
В 1921 году в селе жили 1589 человек и все армянской национальности. В 1989 году, согласно данным газеты «Коммунист», в селе проживало 920 азербайджанцев и 700 армян. Баба Люся рассказала, что в селе дома перемежались: дом армянина, дом турка, дом армянина, дом турка…
Сейчас в селе проживают около 700 человек, много полуразрушенных домов, а некоторые просто оставлены хозяевами – заржавевшие замки вопиюще кричат о том, что ключа они давно не ведали. На нескольких заржавевших воротах есть надписи, кто здесь проживал, — в основном это армянские фамилии. Азербайджанцы покинули село по понятным причинам, армяне из-за того, что война привела страну к такой разрухе, что вот в таких маленьких деревушках, даже с легендарным прошлым, очень трудно выживать. Но несмотря на это, все же большинство арцахцев предпочитает оставаться на своей земле, за независимость которой они пролили кровь.
Об этом же по пути мне рассказывает Сирануш Саркисян – девушка, которая присоединилась к нам уже в Карабахе. Она гордо называет себя Арцахуи. Родом она из села Сос, где нам предстоит побывать, закончила Степанакертский государственный университет, работает в Правительстве Нагорно-Карабахской Республики. Сирануш даже не помышляла покинуть родную страну в поисках каких-то благ или перспектив, она считает это позорным, когда им, молодым, нужно жить и работать на благо государства, выстоявшего перед более сильным и вооруженным противником. В селе Тох родился командир Тохского батальона во время Карабахской войны – Виген Самвелович Григорян.
А я вспоминаю свою поездку в Гартрудский район в 2006 году. Мы ехали по разбитой и, казалось бы, давно заброшенной дороге, по которой, возможно, за день не проезжает ни одной машины. Длинная и безжизненная дорога, палящее арцахское солнце, которое наливает арцахские фрукты сладостью. И вдруг на обочине этой дороги мы увидели самодельную палатку – ввинченная в каменистую почву палка и накинутое на нее покрывало, высунувшиеся из этого домика, разбросанные ноги какого-то великана, а рядом несколько ведер сочного винограда. Наша машина затормозила – ну не могли мы не купить весь виноград у этого парня, который наверняка знал, насколько мал шанс, что мимо него проедет или пройдет кто-то, но он верил и изо дня в день выходил на эту «трассу» и даже не думал уезжать из Арцаха, оставаясь хозяйственником своей земли.
Наша команда идет к княжескому дворцу мелика Егана, который располагается на некоторой возвышенности.
Вообще все поселение Тох расположено на подъеме, а некоторые дома просто приютились на каменных плитах, будто бы сползших с ближайшей горы, вросли в них. В этом дворце жили армянские мелики княжества Еганы. Еган, сын вардапета Гукаса, получил титул мелика в 1737 году. Сейчас в селе Тох проживает Александр Еганян – потомок меликского рода Еганов.
Да, дворец меликов представляет собой интересный архитектурный ансамбль. Он стоит на месте более ранней постройки, о чем свидетельствует изучение местности вокруг дворца. Строение имеет прямоугольную форму. Жилые комнаты располагаются в трех местах, обращены лицевой стороной во двор и связаны друг с другом крепостной стеной. В другой части комплекса находится двухэтажное строение с двумя залами на первом этаже и комнатой с балконом – на втором. Гостиная дворца расположена над парадным входом и просто-напросто возвышается над другими строениями. Лестницы на второй этаж полуразрушены, но все равно Анания изловчился, используя свою альпинистскую сноровку, взобраться на второй этаж, а потом потянул за собой Рипси и Наре. С балкона открывается прекрасный вид на ущелье Тоха – вся округа будто бы на ладони.
Этот дворцовый комплекс называют лучшим образцом гражданского строительства 18 века. Вызывает сожаление, что дворец, как и другие не менее ценные постройки села Тох, сейчас находятся в таком плачевном состоянии, а ведь могли бы стать важным местом на туристической карте Арцаха. Тем более, что рядом недавно открыли аквапарк «Нор кянк» («Новая жизнь»).
Чуть выше дворца располагается прекрасно сохранившаяся церковь 13 века Сурб Ованес.
Согласно летописям, здесь находилась «узкая и длинная часовня, служившая склепом, где были могилы всех меликов и их родни». В другой летописи указано, что здесь захоронены «великие полководцы». Церковь не действующая, свечи купить нельзя, хотя есть алтарь и подставки для свеч, которые показывают, что люди постоянно приходят сюда, возносят молитвы и ставят свечки. Стоя у алтаря, я вспоминала всех Ованесов, встречавшихся на моем жизненном пути. В России, когда меня крестили в армянской церкви армянские друзья, и в Армении, где мне уже довелось прожить третью часть своей жизни. Очень хотелось поставить свечу за недавно почившего поэта-шестидесятника Ованеса Григоряна, который стал светочем на моем поэтическом пути в Армении. Это он десять лет назад, когда я впервые пришла в Союз писателей, поверил в меня и поддержал. В те прекрасные дни мы очень много общались. Ованес, светлый, добрый Ованес, никогда не поучал, он просто дружил со своими учениками. С его стихов я начала пробовать свои силы в поэтическом переводе с армянского на русский…
На обратном пути мы окружили все еще сидящую у магазина бабу Люсю. Ребятам было интересно, сколько же лет этой прожженной солнечным зноем и горными морозами женщине. Она сложила смуглые натруженные ладони с узловатыми пальцами на коленях, на которых лежал скромный пакетик с продуктами – на пенсию-то особенно не разживешься, и принялась за рассказ.
Ей слегка за 80. Первый раз ее выдали замуж в 16 лет – бабушка настояла, но брак долго не продержался, через год молодая пара развелась. Второй раз она вышла замуж в 32 года за своего одноклассника. Это была любовь до гробовой доски. Несколько лет назад ее муж умер. Детей в этом браке не было. Но баба Люся, сохранившая до сих пор свои зубы, улыбается – мол, не суждено нам было оставить потомство, но самое главное в жизни – не держать зла ни на судьбу, ни на кого-либо. Она вспоминает о своих соседях-тюрках, говорит, что старались все жить в мире, и армяне, когда развернулись карабахские события, позволили азербайджанцам уйти из села, забрав нажитое. Виды Тоха.
Часть 3
Следующее село по нашему маршруту – Мохренес.
Всех сразу заинтересовало название. Пошли аналогии со словом «мохротик», то есть «золушка». Одна селянка, только что закончившая школу, но сих пор, видимо, верящая в сказку, так и объяснила, мол, здесь когда-то… золушка жила. «А, может, и действие сказки разворачивалось здесь?» — посмеялись мы про себя. Старожилы же рассказали, что чтобы построить здесь село, пришлось выжигать густые леса, и название пошло от слова зола, которое на армянском звучит «мохир». Наша же цель – вершина горы Юхусен, где скрывается уникальный по своей архитектуре монастырь Охты дрни («Семь дверей»). Местные ребята, заинтересовавшись нашим походом, решили составить компанию и предложили своих лошадей для тех, кто устанет во время подъема.
Охты дрни (Семь дверей)
Пока они запрягали лошадей, мы осмотрели церковь в деревне. Сразу видно, что это очень старое строение. Но в советское время служило отнюдь не по назначению – кресты внутри замазаны побелкой, а алтарь когда-то служил сценой, тут также располагался экран кинотеатра. Но благодать не покинула эта святое место – купол изнутри украшен многочисленными гнездами ласточек, а эти птицы не вьют гнезд где попало.
В церкви есть окно, которое было открыто в стене гораздо позже – согласно надписи, в 1922 году.
Никто из местных объяснить возникновение этого окна не может, но в надписи говорится, что тот, кто пройдет через него, понесет плод.
Монастырь Охты, незаслуженно оставшийся вне поля зрения исследователей, находится в 3,5 километрах от деревни Мохренес.
Это весьма редкое, круглое многоапсидное здание. Шаген Мкртчян пишет, что подобный памятник единичен в Арцахе, но мне кажется, что он единичен и в мире, поскольку в идею строения заложены доблесть и трагедия одной арцахской семьи. По местному преданию церковь Охты дрни была построена единственной сестрой семи братьев, погибших за свободу края. Здесь же, в окрестностях монастыря, располагается родник Могила сестры (у армян принято в память умерших возводить роднички – пулпулаки, из которых каждый может испить водицу и помянуть усопшего). Могила считается святым местом. Вообще монастырь считается местом паломничества. В честь самоотверженных братьев здесь зажигаются семь свечей.
Конкретная дата постройки остается неизвестной, но анализ основных архитектурных форм, объемно-пространственного решения и орнаментов позволяет отнести памятник к раннему средневековью. Архитектор Мурад Асратян относит церковь к ряду армянских памятников 5-6 века, называя вероятной датой 570 год.
В плане церковь представляет собой цветок с четырьмя большими и столько же маленькими лепестками: семь братьев и сестра, лепесток которой – вход в храм. Приделы и ниши перемещаются с круглыми пилястрами. Интересно, что такая деталь не встречается в других однотипных памятниках. Второй ярус церкви вместе с куполом обрушился в молельню – вообще пол церкви покрыт метровым пластом архитектурных деталей, из-за чего вход очень низкий.
Шаген Мкртчян пишет, что в монастыре почти не сохранилось литографий, не считая надписи на двух хачкарах сравнительно позднего периода. Один, украшенный виноградными лозами с гроздьями, находится в глубине алтаря, под окном, и относится к 10-12 векам, на нем высечена надпись: «Боже, Исус Христос. Поминай и помилуй Ашота…» У второго хачкара есть конкретная дата: «В лето армянское 493 (1044 г.). О святой господний (крест)! Заступись перед Христом за собрата Кандалия».
Монастырь расположен на обрыве, с которого виден другой древний монастырь на другой горе – Гтчаванк.
Местные жители называют руины Шинатехом – селищем. Сюда редко кто приходит, но все же приходит, о чем свидетельствуют свечи в семи лепестках. Мы совершили наше паломничество и почувствовали святость этого забытого места, до которого не так уж и легко добраться. Собирая благодать с каждого лепестка и воздавая молитву за тех, кто на протяжении веков отстаивал и защищал свой край, мне думалось о родных русских степях, когда селища подвергались нападению кочевников: трудно спрятаться в степи, и не построить крепость на обрыве глубокого ущелья или высоко в горах.
Когда мы спустились, все в селе уже знали о нашей группе. Тут, конечно, уже не избежать приглашений на кофе или чай. Так и случилось. Мы расселись в уютном дворике под навесом.
Голубое небо. Почки на деревьях, готовые вот-вот взорваться цветом. А рядом такие душевные и открытые люди. Семьи в деревнях большие и состоят из нескольких поколений. Подъезжает скорая помощь, вид которой вызывает некоторое волнение – что случилось. А ничего! На ней привезли всего лишь… дрова!
Прощаться всегда тяжело… Но мы пообещали отдать в невестки Рипси, а значит – все будем часто наведываться по праву родственников и без зазрения совести…
Деревня Туми
Деревенька Туми, черепичные крыши которой виднеются еще издали, находится будто в объятьях двух рек – Икяк и Шнакар. Узенькие мощеные улочки, еще выложенные несколько веков назад, выводят нас к разбухшей от грязи тропинке, ведущей к кладбищу и церкви Кармир. Удивительно, но эта грязюка истыкана женскими каблучками – настоящим женщинам грязь не помеха!
На кладбище, занявшем плато перед оврагом, находили покой местные жители несколько веков назад, находят и сейчас.
Наверно, можно по надгробным камням, обелискам, хачкарам представить своеобразную эволюцию. На этой земле так много языческого и христианского, что можно смело утверждать, что армяне – народ крайностей и гармоничного сочетания этих крайностей.
На краю оврага возвышается восточная стена Красной (Кармир) церкви, которая была построена в 10 веке.
Что интересно, эту церковь, как и Охты дрни, возвела тоже женщина, о чем рассказывает сохранившаяся надпись: «В лето 449 (1000г.) армянского летосчисления при царствовании тэр Гагика, сына Мусе, я, Софи, дочь Мусе, построила дом (боями) ради спасения души моей и моих родителей».
В окрестностях деревни очень много памятников, среди которых есть памятники в честь храброго мелика Дизака Есаи и его преемников. Мы уже не успеваем посмотреть руины Царского Дворца на вершине холма, недалеко от церкви Кармир, между прочим, к которому были подведены керамические трубы для воды, фундамент какого-то культового сооружения в окружении старого кладбища на другом холме, где, говорят, есть склеп с безымянным надгробием – местные жители это место называют Могилой Царя, а также Родник Царя и бани. А впереди у нас, уже довольно-таки уставших, еще одна деревня – Сос.
Сос
В Сос нас пригласила Сирануш Саркисян – девушка, которая присоединилась к нам в Карабахе. Она родилась в этой деревне. Нас ожидал обильный ужин в ее родительском доме. Каким бы достаток в арцахской семье ни был, стол они всегда накроют и накормят от души. Это не только искусство гостеприимного радушия, но и мастерство – порой из ничего приготовить нечто такое, что не уступает лучшим ресторанам. Отсюда и этот восхитительный жингалов хац (лепешка с травами), и этот спас (суп из мацони с рисом)… Кстати, я часто задумывалась над названием этого блюда – уж слишком оно созвучно с русским словом. И однажды армяне рассказали мне такую историю: мол, дело было во время Первой мировой войны, в Армении были раненые казаки, которых кормили этим целительным супом. И казаки повторяли: «Спас! Спас!» Вроде бы у супа есть другое название – исконно армянское, но пока его мне никто не назвал.
В доме суетились несколько женщин – мама Сирануш, сестра и племянница. В этом доме нет ни одного мужчины, но, между тем, женщины ведут хозяйство и живут достойно. Папа Сирануш принимал участие в Карабахской войне, прошел до конца, но умер от последствий войны — тяжелой болезни от переохлаждения. Семейная жизнь у сестры не сложилась, и она с ребенком живет у мамы. Что интересно, арцахские армянки более решительные и отважные. Редкая женщина в деревне в Армении сделала бы такой шаг, как развод с мужем из-за того, что имеют разные жизненные приоритеты.
Прежде чем сесть за стол, мы прошли урок хлебопечения
Во дворе в отдельном помещении обустроена домашняя пекарня с тониром — кирпичным колодцем глубиною до метра. Традиционно хлеб пекут только женщины. Есть что-то магическое в этом таинстве. Я чувствую страх от прикосновения к живому тесту (еще с детства помню, как эта масса пыхтела в ведре у бабушки, ожидая своего созревания), и в голове крутится фраза: «Когда Бог создавал человека, он сделал ему тело из теста»… Ребята с большим воодушевлением возились с тестом, растягивали его на специальной лопатке, а потом опускали в тонир и шлепком прилепляли к раскаленным стенкам. Огонь. Тесто. Запах хлеба. Хлеб, приготовленный собственными руками, имеет совершенно другой вкус.
Уезжаем мы из Соса, уставшие, сытые, обогретые и довольные, в руках – пакеты с хлебом и вкуснейшим домашним сыром.
Каждую ночь спим без задних ног. Но прежде чем разойтись по комнатам, долго сидим в одной – пьем чай из горных трав, обсуждаем прошедший день, строим планы будущих путешествий и дурачимся – разрисовываем тех, кто уснул раньше других, зубной пастой… У нас не было пионерского прошлого и опыта летних лагерей, но о «традициях» мы осведомлены.
В последний день мы посетили ущелье реки Каркар со всеми его чудесами: водопад «Зонтик», развалины селения Хюнот, мельницу.
Прощаясь с этим краем, долго сидели на краю ущелья, свесив ноги. Говорить не хотелось. Все думали о том, что мы еще вернемся сюда. За три дня наша прекрасная компания (удивительная гармония, душевность, искренность, открытость, не позволяющие нарушить мир, казалось бы, среди чужих, но ставших друг другу такими родными, людей!) так срослась, что уже в машине по дороге в Ереван мы мечтаем о том, что как здорово бы в Шуши иметь домик – один на всех очаг: там было бы всегда много гостей из разных стран, которым мы показывали бы НАШ АРЦАХ…
Автор текста Елена Шуваева-Петросян
Фотографии Елены Шуваевой-Петросян, Тиграна Шахбазяна, Рипси Ованнисян, Анания Мнацаканяна, Артура Петросяна.
Комментариев нет:
Отправить комментарий