Ереван облетает шелухой листвы, будто избавляется от кожи.
Улица Сарьяна усыпана продолговатыми бомбочками желудей, тротуары Туманяна в шипастых оболочках из-под каштанов, на Терьяна выжимают гранатовый сок — рубиново-алый, кровавый.
.
Дом на окраине города, высокий каменный забор, сквозь плешивые макушки чинар просвечивает синее небо. Вытаскиваем из багажника большую коробку с продуктами. «Только не плачь!» — уговариваю себя. По сосредоточенному взгляду Зары догадываюсь, что она думает о том же.
В проёме двери — худенькая большеглазая девушка с годовалым ребёнком на руках. Бежали в чём были, ничего не успели взять.
— Как вы? — неловко спрашиваю я.
— Хорошо, — машинально отвечает она и растерянно умолкает.
Плачем.
.
Едем с режиссёром фильма «Зулали» Айком Ордяном в Дилижан — проведать раненого мальчика, который проходит там реабилитацию. Везём пирожки и выпечку.
— Пирожные с кремом? — интересуется возле шлагбаума санатория охрана.
— Грецкие орехи, марципан, финики, фундук, — добросовестно перечисляю я.
В приёмной вопрос повторяется — с теми же требовательно-строгими интонациями. Снова уверяю, что крема нет.
Нас с Айком провожают в комнату отдыха.
— Посидите, сейчас его вызовем, — сообщает третий офицер и, заглянув в пакет с гостинцами, строго интересуется начинкой.
— А что плохого в креме? — не выдерживаю я.
Офицер вздёргивает бровь.
— Вдруг он несвежий. Дети ещё отравятся!
Воевали действительно дети. Наряду с военными и ополченцами страну отстаивали 18-20-летние дети. Подавляющее большинство погибших — именно они. Нежное, ясное поколение, которому не любить, не плакать, не смеяться во весь голос. Не жить.
.
— Все органы смещены, селезёнка почти разорвалась, поломаны рёбра. Бронежилет не спас — спина в осколочных ранениях, — доверчивой школьной скороговоркой отчитывается о своём состоянии Рафаэль.
В запросах на переписку я обнаружила от него сообщение. Он рассказывал, как в армии, ещё когда не было войны, читал ребятам на посту книги, в том числе мои.
«Теперь я ранен. Но книги помогают мне в реабилитации. Спасибо вам.»
Я не могла не проведать его.
— Всё будет хорошо, Наринэ джан. Вот увидите — всё будет хорошо! — обещает на прощание Рафаэль.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что я влюбился. Посреди войны, представляете? Посреди смертей. Так что я знаю наверняка — всё будет хорошо.
.
На обратном пути Айк рассказывает о монтаже фильма. О войне, на которую ушёл добровольцем, отмалчивается или ограничивается общими фразами.
— Знаешь о чём я мечтаю?
Внутренне сжимаюсь, представляя, что сейчас он скажет, что уезжает — его до сих пор зовут в Москву, предлагают работу в разных проектах.
— Мечтаю открыть киношколу и студию в Берде. У нас такие талантливые дети! С первого раза всё понимают, повторять не приходится. Открою школу, буду учить маленьких. Потом открою студию — подтянутся киногруппы, снимать у нас кино. Тавуш — идеальное место для съёмок: хочешь лес — вот тебе лес, хочешь поле — вот оно поле, хочешь речку — она под рукой.
— И горы.
— И горы.
Признаюсь, что хочу построить у нас небольшую гостиницу.
— Такую, чтобы для каждого это обернулось возвращением в детство: каменная печь, большой сад с тутовым деревом, местная вкусная еда, мастер-класс по правильному развешиванию белья, выезд в Совиное ущелье — жарить шашлык и любоваться циклопическими сооружениями. А вечерами будем обязательно растягивать во дворе экран и смотреть фильмы. «Не горюй», например, или «Амаркорд».
Так и будет, повторяю, словно заклинание, я.
Так и будет.
.
В детстве, возвращаясь из музыкальной школы домой, я играла в игру: нужно было идти таким образом, чтобы не наступать на тени. Это была достаточно сложная задача, но я почти всегда с ней справлялась: вскарабкивалась на высокие бортики тротуаров, выходила на проезжую часть, разбегалась и перепрыгивала, казалось, огромные расстояния. И каждый раз верила, что победила в себе страх.
Моя страна сейчас очутилась в полнейшей тьме. Нужно обладать достаточной силой и стойкостью, чтобы разглядеть за краями этого вязкого чернильного пространства свет. Мы его увидим, мы отрастим новые крылья, мы обязательно долетим.
«Սիրեցեք զիրար, շատ սիրեցեք, որպեսզի ապրեք», — говорил Комитас.
Любите друг друга, любите сильно, чтобы жить.
Любим. Живём.
Комментариев нет:
Отправить комментарий